Конечно, многие исследователи пытались выделить хронологические или географические группы (например: Алексеев, 1978; Гремяцкий, 1948), мало-мальски надежны из них четыре или пять. Ранние неандертальцы жили до времени примерно 70 тыс. лет назад; часто их называют также “атипичными”, но при этом включают сюда и гейдельбергенсисов. Классические неандертальцы жили в Европе с 70 до примерно 30 тыс. лет назад (названы “классическими” они исключительно по той причине, что именно их скелеты были первыми найденными и описанными палеоантропологическими находками). Видимо, несколько отличались от них “грацильные микродонтные неандертальцы типа Ортю”, жившие по северным берегам Средиземного моря. Также особое положение занимают ближневосточные и центральноазиатские неандертальцы, хотя относительно единства этой группы есть сомнения. Иногда еще выделяются пережиточные неандертальцы, жившие позже 45 тыс. лет назад.
“Атипичные” еще не имели ярко выраженного комплекса всех неандертальских специализаций; классические формы – самые образцовые, всем неандертальцам неандертальцы; “микродонтные” отличаются более грацильным сложением и сравнительно мелкими зубами; ближневосточные, напротив, крупнее, а в чертах некоторых представителей проглядывают ненеандертальские особенности вроде высокого свода и округлого затылка; пережиточные неандертальцы – тоже обладатели ряда вроде бы сапиентных признаков, доставшихся им, скорее всего, от уже прибывших в Европу кроманьонцев.
Жизнь неандертальцев была нелегка. Об этом недвусмысленно свидетельствуют многочисленные болячки на их костях. Более того, те или иные патологии есть едва ли не у всех взрослых неандертальцев, а на детских скелетах они, видимо, просто не успели отпечататься в силу возраста, хотя сам факт детского скелета говорит о том, что не все было ладно в государстве неандертальском. Но, как известно оптимистам, стакан ведь наполовину полон: если большинство неандертальцев успешно выживали с неоднократными переломами, артритом и гормональными нарушениями – в отсутствие больниц, докторов и даже фельдшеров, стало быть, они обладали не только крепким, но даже богатырским здоровьем. Есть такой парадокс в палеопатологии: коли на скелете много деформаций, значит, человек был очень здоровым, ведь чтобы болезнь оставила след на костях, необходимо довольно долгое время. Человек, конечно, страдает, ему плохо, но он таки борется с недугом, живет и не умирает, иногда годами. А вот если на скелете нет никаких следов, стало быть, этот человек был заморышем – сдался первой же заразе без сопротивления. Конечно, не все болезни отпечатываются на костях, но статистически принцип срабатывает: плохая жизнь кончается грудами “здоровых” скелетов, а хорошая – “больных”. Так вот у неандертальцев как раз чуть ли не все скелеты патологичны, выходит – жизнь была стабильна и надежна, хотя и тяжела. Обращает на себя внимание и тот факт, что от ранних неандертальцев к поздним число патологий растет.
Кстати, палеопатология тем и отличается от патологоанатомии и медицины, что ее задача – не установить причину смерти или узнать, как плохо было человеку, что у него болело и уж тем более – не как его вылечить, ведь он умер тысячи лет назад. Цель совсем иная – узнать, насколько люди были благополучны, что на них влияло, какие нагрузки они испытывали, чем питались. Суть прямо противоположна патологоанатомии – определить не как человек умер, а как он жил. Кроме того, хотя палеопатология имеет дело с индивидами, ее смысл – выяснить закономерности, касающиеся групп людей.
...Минутка фантазии
Первобытный облик первого неандертальца из Неандерталя в сочетании с многочисленными немощами послужил основой для довольно оригинальных интерпретаций. Например, К. Майер предположил, что кости принадлежат монгольскому казаку-дегенерату российской армии, который в 1814 г. в погоне за наполеоновской армией получил ранение, отстал от своих, заполз в пещеру (вход в которую, что характерно, располагался на 18-метровой высоте весьма крутой скалы) и умер там, всеми забытый и заброшенный. Отряд не заметил потери бойца… В частности, “логичное” объяснение получали надбровные валики – мрачный сын степей часто хмурился, а также изогнутые бедренные кости – казак с детства ездил на лошади, вот ноги и загнулись под форму седла и лошадиных боков. Ф. П. Бей утверждал, что перед нами – остов кельта, похожего на ирландца, причем явно не самого интеллектуального; Р. Вагнер – старого голландца; А. Р. Уоллес – просто дикаря. Б. Левис аргументировал, что виной странной форме головы раннее зарастание черепных швов. Самый развернутый диагноз поставил корифей немецкой медицины Р. Вирхов: рахит в детстве искривил ноги и руки бедняги, артрит в старости исказил его суставы, раннее зарастание швов привело к микроцефалии, а несколько увесистых ударов по голове довершили историю болезни. Эти и другие подобные объяснения, надо признать, выглядели вполне научно в XIX веке в отсутствие других находок, но выглядят забавно сегодня.
Тем более любопытно, что уже в 1971 г. была сделана попытка объяснения большинства специфических неандертальских особенностей – людей из Неандерталя, Гибралтара II, Пеш-дель-Азе и Староселья – сифилитическими изменениями (Wright, 1971). Якобы этим обусловлена форма надбровья, теменных и затылочной костей, вогнутость носовых костей, частое отсутствие передних зубов, сильная стертость тавродонтных моляров и изогнутость бедренных костей. Статья, что удивительно, была опубликована не где-нибудь, а в журнале Nature – и не первого апреля.