Мамонтовые кости служили кроманьонцам самыми разными способами, в том числе в качестве топлива. Действительно, в перигляциальной степи – холодной и сухой – дров не насобираешь, а зима длинная – больше половины года, да и лето не такое уж теплое. Травой не очень-то потопишь, больно уж быстро она сгорает. А вот мамонтовыми костями – самое то: они жирные и отлично и долго горят.
Кроманьонцы были охотниками и много путешествовали. Например, культура на прибайкальских стоянках Мальта и Буреть похожа на восточноевропейские Костенки и Авдеево. А анализ бедренной кости Дольни-Вестонице 35 с датировкой 26,6–28,3 тыс. лет назад показал, что ее владелец ел много морской рыбы и, возможно, моллюсков – это в Чехии, в самом центре Европы, за три сотни километров от ближайшего моря (Trinkaus et al., 1999a)! Очевидно, это свидетельство не регулярных поставок с побережья, а путешествия безвестного туриста. Что сподвигло его бросить солнечные пляжи и отправиться вглубь континента?..
В целом в эпоху верхнего палеолита в Европе и Северной Азии климат был суровым, это время чередовавшихся ледниковых периодов с межледниковьями. Хотя в некоторые межледниковья климат был теплее, чем сейчас, все же в среднем Евразия представляла собой арктическую область. Весь север Европы был покрыт огромным ледником, другие спускались с гор. На юге Франции и в Крыму водились северные олени, песцы и лемминги. На большей части Европы и Северной Азии простиралась перигляциальная степь – очень холодная, но при этом продуктивная, на травах которой паслись многочисленные стада бизонов, лошадей, северных оленей, сайгаков, мамонтов и шерстистых носорогов.
Оледенения сопровождались понижением уровня моря. С одной стороны, это давало возможность переходить на новые острова, с другой – последующее потепление и поднятие моря скрыло от нас многие интересные вещи на дне. Например, в Крыму фактически нет стоянок времени верхнего палеолита, так как все приличные люди сидели на берегах, скрытых теперь волнами Черного моря.
Конечно, не стоит забывать, что большая часть населения планеты, как и прежде, жила в тропиках и субтропиках, где условия были вовсе не такими уж суровыми. Другое дело, что о них мы знаем меньше.
Мышление кроманьонцев, по-видимому, уже ничем принципиально не отличалось от нашего, хотя бы судя по тому, что все современные расы находятся на принципиально одинаковом уровне развития, независимо от степени изоляции. То есть уровень технического развития разных обществ очевидным образом расходится, но потенциальные способности удивительно схожи: из, казалось бы, самых диких австралийских аборигенов, бушменов, новогвинейских папуасов и амазонских индейцев без проблем получаются цивилизованные люди, они учатся читать, писать и полностью вливаются в глобальное современное общество несмотря на то, что ни один из их предков ничем подобным не занимался. Учитывая, что пути этих популяций разошлись чуть ли не 50 тыс. лет назад, становится очевидным, что и кроманьонцы были потенциально способны на все то же самое.
Поэтому уже не кажется столь удивительным, что на стоянках верхнего палеолита встречается уже весь набор предметов и следов форм поведения, свойственных современным людям.
Самая известная форма первобытного искусства, конечно, наскальная живопись.
Первый и сразу самый выдающийся образец обнаружил испанский юрист Марселино де Саутуола. Однажды в 1879 г. он пошел погулять со своей дочкой Марией (как ее еще могли звать в Испании?) в пещеру Альтамира. Строго говоря, пещера была известна и раньше, но Мария первая догадалась посмотреть на потолок и (само собой, по-испански) закричала: “Toros! Toros!” – после чего М. де Саутуола до конца жизни – восемь лет – безуспешно доказывал, что это не он нарисовал те десятки бизонов, оленей и кабанов, что украшают своды Альтамиры. Лишь новые находки пещерной живописи в пещерах Франции реабилитировали (правда, посмертно) упорного первооткрывателя.
Ученым XIX века было трудно поверить, что допотопные охотники могли так здорово изобразить животных. А качество рисунков и вправду удивительное. Ведь звери нарисованы мало того что в натуральную величину и с почти идеальным соблюдением пропорций, так еще и в движении. Несколько животных имеют пять ног: с первого взгляда в изобилии линий и пятен это не бросается в глаза, со второго кажется ошибкой или наложением двух рисунков. Но если рассматривать композицию в темноте при дрожащем свете жирового светильника, когда тени мечутся по стенам, то звери “оживают”, а пятиногие начинают “двигать ногами” и “бежать”. Даже на современного человека, выросшего на бесчисленных картинках, мультиках и фильмах, это производит впечатление, что уж говорить о троглодитах.
Альтамира – величайшая, но не древнейшая палеолитическая галерея. В другой испанской пещере – Нерха – датировки слоев под рисунками рекордны: 42,3–43,5 тыс. лет назад. Сами изображения загадочны: изогнутые вертикальные и прямые горизонтальные красные линии на сталактите больше всего похожи на молекулу ДНК в школьном исполнении, но, думается, призваны были изобразить тюленей. Кстати, великая древность нерхских тюленей позволила предположить, что их нарисовали не кроманьонцы, а неандертальцы, но пока эта смелая гипотеза остается лишь поводом для эффектных заголовков в прессе и хорошим обоснованием выбивания грантов.
...Первое искусство
Наскальное искусство изучается уже больше ста лет, однако до сих пор в этой области археологии существовал грандиозный пробел – у пещерных рисунков не было датировок. Они зависали параллельно верхнепалеолитическим культурам, вне связи с чем-либо. Археологам приходилось отдельно обсуждать каменный инвентарь и отдельно – изображения на стенах. Лишь в редких случаях перекрывания рисунков отложениями или обнаружения пигмента в слоях можно было предположить время создания росписей. Даже последовательность художественных традиций приходилось угадывать исходя из логики “от простого к сложному” и из типологии изображений.